Михаил Юрьевич Лермонтов
1814-1841
«Герой нашего времени».
Романы «Вадим» и «Княгиня Литовская», отрывок «Я хочу рассказать вам» и сказка «Ашик-Кериб» — этапы формирования искусства прозаического изображения действительности, с блеском раскрывшегося в романе «Герой нашего времени». Это произведение задумано в конце 1837 года. Основная работа над ним развернулась в 1838 году и была завершена в 1839 году. Отдельными частями роман публиковался в «Отечественных записках» 1839, № 3 и 11, и 1840, № 2, годов и полностью был издан в 1840 году.
Главная тема романа — социально-типическая личность дворянского круга после поражения декабристов. Ведущая его мысль-осуждение этой личности, а еще резче — породившей ее социальной среды.
Прогрессивная позиция Лермонтова обозначилась с самого начала романа — с обрисовки «записывающего» путешественника — изгнанника, «проезжего офицера», издателя дневника Печорина. Это самое положительное лицо романа. В нем убедительно сочетаются черты гуманиста, правдолюба, патриота, восторженного поклонника природы, разочарованного в окружающей его жизни и твердо уверенного в том, что счастье в ней «не в порядке вещей». Именно ему, а также в какой-то мере и Печорину Лермонтов «отдает» собственные мысли и чувства.
Сюжетообразующим персонажем, проходящим через роман и связующим все его части, кроме рассказчика, выступает Печорин. Это центральная фигура, средоточие романа, его движущая сила. Печорин, преемник Онегина, «лишний человек» 30-х годов. Это романтик по характеру и поведению, по натуре человек исключительных способностей, выдающегося ума, сильной воли. Ему были свойственны самые высокие стремления к общественной деятельности и пылкие желания свободы. «Я готов, — говорит Печорин, — на все жертвы… но свободы моей не продам». Он возвышается над людьми своей среды и разносторонним образованием, широкой осведомленностью в литературе, науках, философии. Ему ведомы социально-философские теории утопистов (Фурье), объективных (Гегель) и субъективных (Фихте) идеалистов. Сам он материалист и атеист. Горестный недостаток видит он в неспособности своего поколения «к великим жертвам для блага человечества». Ненавидя и презирая аристократию, Печорин ближе сходится с людьми демократического склада: Вернером и Максимом Максимычем.
Печорин не лишен добрых порывов. На вечере у Лиговских ему «стало жаль Веру». В последнее свидание с Мери сострадание захватило его с такой силой, что «еще минута» — и он бы «упал к ногам ее». Рискуя жизнью, он первый бросился в хату убийцы Вулича. Печорин не скрывает своего сочувствия угнетенным. Вот почему, читая в ночь перед дуэлью политический роман В. Скотта «Шотландские пуритане» о народном восстании против тиранов, он «забылся, увлеченный волшебным вымыслом». Нельзя сомневаться в его симпатиях к сосланным на Кавказ декабристам. Ведь это о них сказано в его дневнике, что жены кавказских властей «привыкли… встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце п под белой фуражкой образованный ум». Именно их он имеет в виду, когда говорит о приятелях Вернера — «истинно порядочных людях».
Но благие стремления Печорина не развились. Ничем не сдерживаемая социально-политическая реакция, душившая все живое, духовная пустота высшего общества исказили и заглушили возможности Печорина, невероятно изуродовали его нравственный облик, необратимо снизили свойственную ему жизненную активность. Вот почему Белинский назвал этот роман «воплем страдания» и «грустной думой» о тогдашнем времени. А Чернышевский, проникая в замысел романа, сказал, что «Лермонтов — мыслитель глубокий для своего времени, мыслитель серьезный — понимает и представляет своего Печорина как пример того, какими становятся лучшие, сильнейшие, благороднейшие люди под влиянием общественной обстановки их круга».
Печорин полностью ощутил и понял, что в условиях самодержавного деспотизма для него и его поколения осмысленная деятельность во имя общего блага невозможна. Это и обусловило так свойственный ему безудержный скептицизм и пессимизм, убеждение, что жить «скучно и гадко». Сомнения опустошили Печорина до того, что у него осталось только два убеждения: рождение — несчастье, и смерть неизбежна. Разошедшийся со средой, к которой он принадлежит по рождению и воспитанию, обличающий ее, он творит жестокий суд и над собой. Белинский видит в этом «силу духа и могущество воли». Недовольный своей бесцельной жизнью, страстно жаждущий идеала, но не видящий, не нашедший его, Печорин спрашивает: «Зачем я жил? для какой цели я родился?..» В свое время Е. Михайлова убедительно показала, что внутренне отойдя от класса, «к которому он принадлежит по рождению и общественному положению, Печорин не нашел и другой, новой системы социальных взаимоотношений, с которою он слился бы». А поэтому «ни в чем не видит для себя закона, кроме самого себя».
Морально искалеченный, Печорин лишился добрых целен, превратился в холодного, жестокого, деспотического эгоиста, застывшего в гордом одиночестве, ненавистного даже себе. По словам Белинского, «алчущий тревог и бурь», бешено гоняющийся за жизнью и «ища ее повсюду», Печорин проявляет себя по преимуществу как злая, эгоцентрическая сила, приносящая людям лишь страдания и несчастья. «Насыщенная гордость» — так определено им человеческое счастье. Страдания и радости других он воспринимает «только в отношении к себе» как пищу, поддерживающую его душевные силы. Ради капризной прихоти, без долгих раздумий, он вырвал Бэлу из родной почвы и погубил. Им кровно обижен Максим Максимыч. Ради пустого волокитства и любопытства разорил он гнездо «честных контрабандистов». Им нарушен семейный покой Веры, грубо оскорблены любовь и достоинство Мери.
Печорин, по оценке Добролюбова, не зная, куда идти и девать свои силы, истощает жар своей души на мелкие страсти и ничтожные дела. Положение и судьба Печорина трагические. Трагизм Печорина в том, что его не удовлетворяет ни окружающая действительность, ни свойственный ему индивидуализм и скептицизм. Разуверившись во всем, разъедаемый самыми мрачными сомнениями, он жадно тянется к осмысленной, социально-целенаправленной деятельности, но в тех обстоятельствах ее не находит. Как и Онегин, Печорин — страдающий эгоист, эгоист поневоле, по обстоятельствам, определяющим его характер и поступки. Этим он и вызывает к себе сочувствие.
Лермонтов проявляет особое внимание к психологическому миру, к «истории души» не только главного героя, но и всех остальных действующих лиц. То, что Пушкин лишь наметил в противоречивом образе Онегина, автор «Героя нашего времени» развернул в систему сложно детализированной социально-психологической характеристики. Лермонтов впервые в русской литературе наделил действующих лиц своего романа способностью глубокого самоанализа. Печорин, рефлексируя, подвергает беспощадному анализу свои отношения с Грушницким, Вернером, Мери, Верой. Одной из форм печоринского самоанализа являются его размышления, внутренние монологи.
Среди различных толкований образа Печорина была высказана и мысль о его связи с традициями декабризма. Но это явная натяжка. В «Герое нашего времени» декабристские идеи продолжает не Печорин, а Лермонтов.
Образ, подобный Печорину, в ту пору широко разрабатывался и на Западе. Но если западноевропейские писатели ограничивались по преимуществу воплощением психологии замкнутой в себе личности, ограниченной сердечными, интимными состояниями, изолированной от общества, то Лермонтов изображал в Печорине, дворянском интеллигенте, социальную трагедию своего поколения. «Герой нашего времени» явно перекликается с Рене из «Гения христианства» (1802) Ф. Шатобриана, с Оберманом из одноименного романа (1804) Э. Сенанкура, с Адольфом из одноименного романа (1816) Б. Констана, с Октавом из романа «Исповедь сына века» (1836) А.-де Мюссе, Жерфо из одноименного романа (1838) Ш.-де Бернара, но превосходит их своей идейностью, социальной остротой и психологической глубиной.
Лермонтов показывает Печорина с разных точек зрения, углубляя и приближая к читателю: глазами Максима Максимыча, «издателя», наконец, через дневник самого героя. В каждом повествовательном эпизоде герой романа раскрывается новой стороной своего духовного облика. Лермонтов рисует не только героя своего времени, но и окружающие его обстоятельства. Кого он видел, с кем встречался, помимо пошлого, пустого, лживого высшего света, в котором родился и вырос? Ближайший его приятель в Пятигорске — разночинец, врач Вернер. Это человек прогрессивных, материалистических убеждений, необычайного, критико-сатирического ума, высокой, благородной, сострадательно-доброй души и большой культуры. Не видя средств к преобразованию неприемлемой для него социальной системы, он держится скептических и пессимистических воззрений. Будучи честным и прямым человеком, он растерял всю клиентуру в привилегированном обществе и ведет жизнь бедняка. Уступая Печорину в силе отрицания действительности, Вернер превосходит его своей человечностью. Он предвосхищает образ доктора Крупова из одноименной повести А. И. Герцена. Если Вернер относится к редким, лучшим людям 30-х годов, то Грушницкий, знакомый Печорина по действующему отряду, представляет собой, как свидетельствует Белинский, эталон «идеальных фразеров», встречавшихся «на каждом шагу», не способных «ни к действительному добру, ни к действительному злу». Явно во всем контрастируя с Печориным, он в своих ведущих особенностях олицетворяет тогда модную разочарованность, «марлинизм» в быту. Недалекий по уму, безличный, мелочно хвастливо-самолюбивый, завистливый, весь сотканный из фальши, он предпочитает естественным движениям ложную позу. Его наслаждение — производить эффект, казаться таинственным и трагическим. Он фальшив даже в сражении: «махает шашкой, кричит и бросается вперед, зажмуря глаза». По меткому замечанию Печорина, люди, подобные Грушницкому, под старость «делаются либо мирными помещиками, либо пьяницами, иногда тем и другим». Но Грушницкий не дожил до старости. Увлеченный завистью и пустым самомнением, он запутался в коварных интригах, во лжи и пал их жертвой на дуэли с Печориным. Самоанализ, разъедающий Печорина, свойствен в какой-то мере и Грушницкому. Именно анализ своей ложкой, нечестной позиции обусловил происходившую в Грушницком в последние минуты жизни тяжелую борьбу, проявившуюся в смущении, подавленности, наконец, в прямом признании собственной неправоты. Самодовольно-легкомысленный Грушницкий уходит из жизни со словами: «Я себя презираю».
Типичность Печорина подчеркивается в известной степени и характерами бретерствующего офицерства, для которых жизнь — копейка. Драгунский капитан и его собутыльники, чуждые каких-либо духовных интересов, кочуют по трактирам и увеселительным домам Пятигорска и Кисловодска в жадных поисках скандальных развлечений. Находясь в действующих отрядах, офицеры все свободное время проводят за картами. Страсть к карточной игре стала единственной страстью и Вулича, именно в ней он видел жизнь.
Рисуя Печорина человеком 30-х годов, отражающим настроения подавляющего большинства образованной, мыслящей, дворянской молодежи, Лермонтов противопоставил ему образ другой среды — простого, непривилегированного офицера, тесно связанного с солдатской массой, непрестанного труженика и хлопотуна, живущего на жалованье. Это Максим Максимыч — непосредственный, цельный, честный, добрый, великодушный. Под простоватостью и грубоватостью его внешних манер обыкновенного офицера-служаки, каких много, таится ясный здравый смысл, чудесная душа и золотое сердце, теплое и благородное. Он столь добр, мил, человечен, что, по мнению Белинского, с ним, «раз познакомившись, век бы не расстался». Правда, умственный кругозор его весьма ограничен. Но, говорит Белинский, «причина этой ограниченности не в его натуре, а в его развитии».
Смирение и верноподданничество Максима Максимыча обусловили холодность к нему Печорина. Это были люди слишком разных мировосприятий. Но образ Максима Максимыча, уступая Печорину в интеллектуальности, в психологической сложности, в знании человеческого сердца, в образованности, несомненно, несет и то, что понадобилось бы Печорину в его преодолении раздвоенности, эгоцентризма и скептицизма. Максим Максимыч, мужественный без позы, добрый без каких-либо аффектаций, скромный до самоунижения, открывает собой галерею ему подобных характеров, среди которых окажутся и толстовские капитаны Хлопов и Тушин.
Лермонтову удались и женские образы: непосредственной, стихийно-страстной дикарки Бэлы; странной, таинственно-манящей «ундины»; жертвенно любящей, жаждущей счастья, но глубоко страдающей Веры; умной, начитанной, благородной, нравственно чистой Мери. Самоанализ свойствен и героиням романа: Вере и Мери. Все прощальное письмо Веры к Печорину — глубокие раздумья, анализ их отношений и собственного душевного состояния. Недаром она назвала это послание «прощанием и исповедью».
В состоянии мучительных размышлений о поведении Печорина, о своих откликах на него находится Мери. Изнемогая от этих внутренних борений, не выдерживая, она произносит с горечью: «Вы меня не уважаете!», с недоумением: «или вы меня презираете, или очень любите!», с отчаянием: «я вас ненавижу!» В начале романа Мери вся в движении, в порыве сил и возможностей, в ожидании, а в конце — в оцепенении, расслабленности и безнадежности. Рисуя внутреннее, социально-психологическое через внешнее, в частности средствами портрета, Лермонтов показывает «бледненькую», «тоненькую», «как куколка»; с глазами, «как угли», Бэлу; порывистую, как ветер, необыкновенно гибкую «ундину»; «стройную», с «бархатными» глазами княжну Мери.
Мастерство внешней характеристики, воплощающей внутреннюю суть образа, с особенной силой проявлялось в портрете Печорина. Этот портрет рисуется с такой психологической глубиной, которой русская литература еще не знала. Фосфорически-ослепительный, но холодный блеск глаз, проницательный и тяжелый взгляд, благородный лоб со следами пересекающихся морщин, бледные, худые пальцы, нервическая расслабленность тела — все эти внешние признаки свидетельствуют о психологической сложности, интеллектуальной одаренности и волевой, злой силе Печорина. Его «равнодушно-спокойный» взгляд, в котором «не было отражения жара душевного», красноречиво говорит о безучастности «к себе и другим», о разочарованности, о внутренней опустошенности. В отличие от основных эпизодические персонажи романа рисуются более скупо, по-гоголевски, лишь внешними деталями: то это огромная золотая цепь (франт Раевич), извивающаяся по его голубому жилету; то бородавка, прикрытая фермуаром (толстая дама), и т.д.
Действующие лица «Героя нашего времени» выступают в романе уже сложившимися. Но при этом Лермонтов намечает и их эволюцию, совершающуюся в процессе переживания ими наиболее крупных жизненных событий.
Обрисовка социально-психологического своеобразия Печорина и его спутников искусно довершается архитектоникой всего романа. Сюжет «Героя нашего времени» строится фрагментарно, в виде относительно самостоятельных произведений, объединенных личностью Печорина и единством мысли. Разнообразие необычных событий, взятых в их «вершинности», сложность обстоятельств и пестрое собрание лиц, находящихся в романе, имеют и служебное назначение — раскрывать различные грани главного героя романа, его характера и рисовать широкую картину изображаемого времени. Тут и поэтически очаровательная лирика в обрисовке «честных контрабандистов» ( «Тамань»), и иронико-сатирическое изображение «водяного общества» ( «Княжна Мери»), и мрачная история гибели поручика Вулича ( «Фаталист») и т.д.
Писатель нарушает жизненно-хронологическую последовательность эпизодов романа. В действительности события проходили в таком порядке: «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист», «Бэла», «Максим Максимыч», предисловие к журналу Печорина. В романе же они поменялись местами и выступают в «перевернутом» виде, во внешне хаотичном, прерывистом чередовании. Для чего это сделано? Чтобы подчеркнуть идейную сущность романа, резко повысить напряженность, занимательность его развития, чтобы усилить впечатление странности, противоречивости и трагичности характера Печорина, чтобы показать ярче загубленные возможности его редкой натуры. Выдвигая на авансцену Печорина, подчиняя все содержание романа раскрытию его характера, писатель использует романтический принцип центростремительной композиции. Но, рисуя Печорина, Лермонтов широко изображает и время, и обстоятельства действия романа: нравы и быт черкесов, черноморских контрабандистов, «водяного» общества в Пятигорске и Кисловодске, военных, находящихся на Кавказе. Недаром Белинский восхищался «богатством содержания» романа. Многогранно развертывающийся в романе общественно-бытовой фон, содействуя обрисовке Печорина, сохраняет и самостоятельное значение объективного жизненного процесса.
Изменяя хронологическую последовательность изображаемых событий, Лермонтов превратил произведение в цепь резко контрастных повестей: до крайности противоречивому сознанию эгоиста Печорина в повести «Бэла» противопоставляется цельность душевно доброго Максима Максимыча из одноименной повести; «честным контрабандистам» из повести «Тамань», отличающимся непосредственностью и свободой своих чувств, поступков, противопоставлена условность и искусственность поведения «водяного общества» из повести «Княжна Мери». Эта антитетичность расположения происшествий, несомненно, содействует наиболее яркому обнаружению сущности главного героя. Антитетический характер носит и деление романа на две части. Сталкивая Печорина с разнообразными социальными кругами, ставя его в различные обстоятельства, Лермонтов дает понять читателю не только недостатки, мешающие ему стать положительным героем, но и свойственные ему достоинства.
В первой части романа Печорин сближается с простыми людьми. Обнажая противоречия, душевную ущербность Печорина, писатель показывает, что он лишен непосредственности и целостности могучих чувств, так типичных для «детей природы»: Бэлы, Азамата и Казбича, человечности, доброты и гуманности Максима Максимыча, неоглядной любви к «вольной волюшке» честных контрабандистов, преодолевающей все препятствия. Ему чужда вера в человека, в общественное благо, достигаемое сознательной борьбой. И одновременно здесь же убедительно проявляется любовь Печорина к жизни, его мужество и отвага, пылкость чувств, сочувственное отношение к простым людям. Во второй части романа Печорин изображается в кругу «водяного общества» ( «Княжна Мери») и офицерства ( «Фаталист»). Но аристократическое дворянское общество оказывается чуждым ему. Рисуя характер основного героя, писатель приводит читателя к мысли, что его положительные свойства могли бы раскрыться лишь в преодолении ограничивающих его внешних обстоятельств, в борьбе с ними, в активном стремлении к свободе.
Роман «Герой нашего времени» обогащается зарисовками прекрасной и величественной природы, противопоставленной людям, их мелким, низменным интересам, несчастьям, страданиям, социальному неустройству. Пейзажи, то лаконичные, предельно краткие, то подробные, в своей основе объективны, точны, реалистичны. Их роль весьма различна. Нередко это фон, на котором выступают действующие лица. Чаще всего пейзажные зарисовки, воссоздавая фон, обстановку, среду, служат в то же время изображению душевных состояний действующих лиц, предваряя, обнажая, проясняя, углубляя их. Тесно связывая природу с переживаниями и раздумьями действующих лиц, Лермонтов придал ей явно выраженную психологическую функцию. Беспокойная бурная стихия моря, несомненно, содействует тому обаянию, в каком предстают перед нами «честные контрабандисты» из новеллы «Тамань». Первой встрече Печорина с Верой, ставшей началом драматических перипетий, предпослана картина природы, тревожный и мрачный колорит которой как бы предвещает будущее несчастье. Дуэль Печорина, закончившаяся для него победой, предваряется светлым, жизнерадостным пейзажем: «Я не помню утра более голубого и светлого!»
Психологичность и лиричность пейзажа «Героя нашего времени» создается самыми разнообразными средствами, даже интонацией, ритмикой фразы, эмоциональными сравнениями. Например: «Кругом было тихо, так тихо, что по жужжанию комара можно было следить за его полетом». Или: «Облако с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычи». Связь с природой, любовь к ней — свидетельство душевного богатства человека. Рассказчик из повести «Бэла», поднявшись на Гуд-гору и любуясь открывшимся видом, замечает: «В сердцах простых чувство красоты и величия природы сильнее, живее во сто крат, чем в нас». Скрытые духовные силы и возможности Печорина подчеркиваются ассоциативной связью его с буйными силами природы. В концовке «Княжны Мери» он пишет: «Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами».
Реалистическая манера повествования, так последовательно примененная в обрисовке ведущего героя, служит и развитию всего действия романа. Явно романтическая судьба Бэлы рассказывается не условным лицом, что свойственно романтической традиции, а Максимом Максимычем, активным реальным участником событий.
Язык романа «Герой нашего времени» многоцветен. Это естественно, его формируют три повествователя: писатель, Максим Максимыч и Печорин. Кроме того, в изложении всех рассказчиков с монологической и диалогической речью выступают и другие персонажи (Казбич, Азамат, Бэла, Вернер, Грушницкий). Но ведущая роль в романе принадлежит Печорину. Именно его характер воздействует на весь роман, определяя и свойственные ему речевые особенности.
Идя дальше Пушкина в создании ясного, прозрачного языка, автор сближает лексику всех действующих лиц, в том числе и Печорина, с разговорной, даже сугубо просторечной (Максим Максимыч), изгоняет архаические слова и обороты ( «поелику»), освобождается от союзов «токмо», «ибо», указательных местоимений «сей» и «оный», еще встречающихся у Пушкина, не пользуется варваризмами и галлицизмами.
Следуя принципам реализма, писатель последовательно индивидуализирует язык действующих лиц. Так, высокая образованность Печорина, проявляемый им интерес к философии сказались в его речи обилием научно-философской терминологии: «френолог», «философско-метафизическое направление», «скептик», «материалист», «анатомия» и т. д. Оригинальный, критический ум Печорина ярко обнаруживается в иронии, неожиданных сравнениях и острых афоризмах. Парадоксальность сопутствует и его обычным фразам: «честные контрабандисты», «восхитительное бешенство».
Грушницкий — позер, неравнодушен к вычурно-пышной фразе: «Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня». Мрачный, замкнутый, Вулич говорит отрывистыми, четкими, бесстрастными фразами. Максим Максимыч, как человек «простого» происхождения, «без образования», изъясняется иногда грубовато, а порой даже и неграмотно. В его лексиконе, кроме разговорно-просторечных и простонародных слов: «вишь» «задворье», «диво», «навеселе», «шныряет», «авось», «худое» (в смысле плохое), «больно» (в значении весьма), есть бранные. ( «ужасные бестии») и вульгарные ( «черт меня дернул»). Добродушный, любящий порассуждать, пофилософствовать, он изъясняется неторопливо, пространно, без должной определенности, допуская иное толкование обсуждаемого вопроса, смягчающие обстоятельства. На вопрос Печорина о предопределении он, значительно покачав головою, сказал: «Да-с, конечно-с! Это штука довольно мудреная! Впрочем, эти азиатские курки часто осекаются…» и т. д. Язык Азамата и в особенности Казбича, восточных людей, близок к народно-песенному складу, живописен и метафоричен. Пылкой, наивно доверчивой княжне Мери свойственна эмоциональная речь. Ее непосредственные чувства, нарушая привычные синтаксические формы, проявляются иногда в очень сложных, экспрессивных конструкциях. Добиваясь правды от Печорина, она, отбрасывая условность, спрашивает его: «…только говорите правду… только скорее… Видите ли…»
Действенный, эмоциональный, рефлектирующий характер Печорина обусловил действенность, лиричность и аналитичность как определяющую тональность синтаксического строя романа. Динамичность фразы, отвечающая всему облику Печорина — порывистому, вечно ищущему, проявляется в частой опоре на глагольные конструкции, при наличии большого количества простых, коротких, неполных предложении. Ее сжатость, энергичность нередко усиливается эллиптическим построением, обрывами, пропусками слов в связи с напряженностью переживаний: «Я сидел у княгини битый час. Мери не вышла, — больна. Вечером на бульваре ее не было». Рефлектирующее мышление Печорина очень часто конкретизируется в противительной, антитетической форме: «Я иногда себя презираю… не оттого ли я презираю и других…» Или: «Ведь хуже смерти ничего не случится, — а смерти не минуешь!»
Лиричность синтаксиса романа создается также ее вопросительно-восклицательной структурой, приемом многозначительной недоговоренности и в ряде случаев тенденцией к ритмичности. Склонность к ритмичности сказывается и внутри фраз, нередко тяготеющих к двух- или трехчленному делению, и во внешнем их расположении: «Месяц светил в окно, и луч его играл по земляному полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула тень» ( «Тамань»). В речи Печорина, особенно в сложных, многочленных предложениях, автор достигает ясности, прозрачности, редкого лаконизма, вводя бессоюзные предложения, весьма умеренно используя причастные и деепричастные обороты, вводные, пояснительные слова.
Реализму языка соответствуют и изобразительные средства, по преимуществу максимально конкретные, точные: «как кошка вцепилась в мою одежду», «как заяц бросился в кусты», «хотел меня убить как собаку», «я остался холоден, как камень, бледный, как мрамор»; «бледный, как смерть»; «как птица, нырнул он между ветвями»; «воздух чист, как поцелуй ребенка».
«Герой нашего времени» — сложное произведение, связанное по своему виду с романом-путешествием, с исповедью, с очерковой традицией. Но в своей ведущей тенденции это социально-психологический и философский роман. Такого типа романа у нас еще не было. Мнения о нем резко разделились. Реакционная общественность, охранительная критика не признали в романе ни правды, ни художественности. Критик журнала «Сын Отечества» назвал роман «больным созданием» и предрекал ему «эфемерное бытие». Профессор С. П. Шевырев, отрицая типичность героев романа, считал, что «Печорин есть один только призрак, отброшенный на нас западом, тень его недуга, мелькающая в фантазии наших поэтов».
Белинский встретил роман восторженной хвалой. Критик увидел в нем произведение, обозначившееся в тогдашней прозе словно пирамида в пустыне и способное стать «важным явлением во всякой литературе». Покоренный роскошной живописностью языка романа, он писал: «Слог повести — то блеск молнии, то удар меча, то рассыпающийся по бархату жемчуг!». Простота, выразительность, точность, прозрачность, лаконичность языка «Героя нашего времени» заставили Гоголя сказать: «Никто еще не писал у нас такой правильной, прекрасней и благоуханной прозой».
Бурные споры о романе не затухают и в наши дни. Его считают романтическим, реалистическим, реалистическим с явными отзвуками романтизма, романтико-реалистическим. Несомненно, что резкое выдвижение героя, противопоставленного всем другим, и сосредоточение на его внутреннем мире явно связывают «Героя нашего времени» с романтическими традициями. Но в нем преобладают уже не романтические, а реалистические средства художественного воплощения. Применяя именно реалистические способы анализа и критицизма, писатель развенчал романтического героя, каким является Печорин. Покоряя психологической правдой, он показал галерею исторически конкретных, ярко индивидуальных лиц с ясной мотивировкой их поведения.
Реклама от Literature-XIX.Ru