Русская литература XIX века

Александр Сергеевич Грибоедов
1795—1829

Художественная типизация действующих лиц.

«Горе от ума» объединяет в себе лучшие достижения предшествующей драматургии и открывает собой новый этап развития русской и мировой драматургии критического реализма. Эта пьеса новаторская и по своей форме. Ее художественное новаторство проявляется прежде всего в характере типизации и индивидуализации действующих лиц. Каждый образ отражает в себе концентрированно конкретно-историческую сущность реальных общественных типов своей эпохи. Они не выдуманные, не абстрактные, а глубоко жизненные.

Так, Фамусов, олицетворяя «век минувший», представляет собой крупных чиновников и в то же время богатых помещиков, но это не московский туз, не столбовой дворянин. Вот почему он, встречая Скалозуба, завидного жениха для Софьи, подобострастно лебезит и суетится перед ним, теряя свою важность. А графиня-внучка, уезжая с бала, говорит: «Ну бал! Ну Фамусов! умел гостей назвать! Какие-то уроды с того света. И не с кем говорить, и не с кем танцевать». Но сближение с высшим светом — цель прямых и затаенных желаний Фамусова. Это бюрократ и формалист до мозга костей, воспринимающий службу как собственную вотчину и потому окруживший себя близкими родственниками. У него «что дело, что не дело», а обычай таков: «подписано, так с плеч долой». Он не только низкопоклонник и карьерист, избравший своим образцом сгибавшегося «вперегиб» дядю Максима Петровича, но и воинствующий мракобес, считающий ученье чумой. Фамусов — ханжа и лицемер. Он жалуется на свою занятость ( «Нет отдыха, мечусь как словно угорелый», «по службе хлопотня», «всем дело до меня»). Но Грибоедов, срывая с него маску, показывает, что все дела его — безделье. Вот они, внесенные на память в книжку: «Во вторник зван я на форели… В четверг я зван на погребенье» и т. д. Только что Павел Афанасьевич заигрывал со своей горничной, но, поучая дочь, напоминает ей, что он «монашеским известен поведеньем».

Скалозуб, невежественный и грубый солдафон, карьерист, поклонник зубодробительной муштры и шагистики, любитель пышного мундира, несет в себе типические черты реакционной военщины, в частности аракчеевского времени. Сколько злой авторской иронии в том, что этот «трех сажен удалец» так пристрастен к мишуре внешних отличий! Как ревниво он относится к «предубеждениям Москвы» в пользу гвардии! С какой серьезностью он пытается внушить Хлестовой, что у полков «форменные есть отлички: В мундирах выпушки, погончики, петлички»! С цинической откровенностью сообщает он: «…чтоб чины добыть, есть многие каналы». Убедительное доказательство тому — его «в петличке орденок», добытый им, по-видимому, как и его братом, ни за что: «засели мы в траншею». Этого будущего генерала «ученостью не обморочишь». На приглашение Репетилова принять участие в ученых толках, в политико-философских спорах, идущих у князь-Григория, он с полным сознанием своей силы отвечает: «Я князь-Григорию и вам Фельдфебеля в Вольтеры дам. Он в три шеренги вас построит, А пикните, так мигом успокоит».

Молчалин воплощает особенности низшей и средней части самодержавно крепостнической бюрократии с ее чиноманпей, рабским самоуничижением, низкопоклонством перед вышестоящими.

Образ Софьи поистине самый сложный в ряду персонажей «Горя от ума». Нельзя не согласиться с Пушкиным, что она «начертана неясно». Безусловно умная, она предпочитает в выборе не Чацкого, а Молчалина. Отличаясь независимостью своего поведения, она не дает прямого ответа на вопросы Чацкого. Не будучи жестокой, она зло клевещет на друга й любимого своих отроческих лет. Ее рассудительность не вяжется с излишней чувствительностью. Все это и является причиной споров о ее характере. Кто же она? Душевно чистая, пылкая сердцем и умом, возможно, «рожденная для чувств сильных и… высоких», она испытала в отрочестве благодетельное влияние Чацкого. По-видимому, еще тогда она отличалась самостоятельностью своих суждений. Именно по примеру прошлых лет, проведенных с Софьей, Чацкий начинает с ней разговор в шутливо-ироническом тоне. А между тем за три года разлуки, под воздействием своей среды, Софья во многом изменилась и настолько укрепилась в консервативно-бытовых правилах, что в борьбе фамусовского общества против Чацкого стала наиболее активной «интеллектуальной силой». В обиде за Молчалина она решилась на бесчестный поступок, на объявление Чацкого сумасшедшим. Но, разумеется, Софья любит не Молчалина, а идеал, созданный ее чувствительным воображением. Ей кажется, что Молчалин — человек доброй души, положительных правил, скромный, тихий, «семейство осчастливит». Чацкий прав, говоря Софье: «качеств ваших тьму, любуясь им, вы придали ему». Софья, в семнадцать лет расцветшая прелестно, интеллектуально много выше своего отца и всех его гостей. Зная цену Скалозубу, она говорит: «Он слова умного не выговорил сроду». Достоинства Софьи вызывают восхищение Чацкого. Уверенный во взаимной их юношеской любви, зная ее незаурядный ум, он, естественно, так долго отказывается верить в ее симпатии к Молчалину, в ее переход в лагерь врагов.

Много споров вызывал и образ Репетилова. В его трактовке не правы те, кто видит э нем карикатуру на декабристов и их организации и связывает его с декабризмом периода «Союза благоденствия». Репетилов — член фамусовского общества, в котором, как известно, допускалась и пустопорожняя критика, мнимо оппозиционная болтовня. Сам Фамусов говорит: «А наши старички??. Не то, чтоб новизны вводили, — никогда, спаси нас боже!.. Нет. А придерутся к тому, к сему, а чаще ни к чему, поспорят, пошумят, и… разойдутся». То же делает и Репетилов с клубными приятелями. Эго ярчайшее олицетворение дворянского паразитизма, клубный завсегдатай, пустомеля и болтун, живущий без царя в голове и в чаду забвенья теряющий границы между днем и ночью. Его бессвязными речами Грибоедов саркастически, шаржированно отобразил словесную шумиху дворянских либеральных кружков, повторявших и перепевавших, не осмыслив его, западноевропейский парламентаризм. Словами Репетилова Грибоедов ярко рисует образ Удушьева (!), одного из главных их вождей, автора публицистического произведения «Отрывок, взгляд и нечто». В образе Репетилова осуждаются не тайные союзы, а люди, дискредитирующие Их.

Очень зло высмеян князь Тугоуховский — образец непроходимой глупости высоких сановников. Его имеет в виду Фамусов, расхваливая во втором акте старичков, прямых канцлеров в отставке по уму. Именно его ждут, не открывая бала, Фамусовы как первого, почетнейшего гостя. А он оказался бессловесным и дальше «А! хм!» да «И-хм!» не пошел.

Удивительное искусство Грибоедова сказалось и в том, что почти любой образ его гениальной пьесы — тип широкого масштаба и одновременно портрет. Иными словами, каждый его образ, будучи типичным, является в то же время неповторимой личностью.

Предшествующая Грибоедову драматургия уже создавала индивидуальные образы, но их индивидуальность раскрывалась преимущественно односторонне, однолинейно, схематично, в ней чаще всего выражалась какая-либо одна ведущая черта характера. Продолжая лучшие достижения своих предшественников, Грибоедов стремился строить свои образы как отражающие в той или иной степени психологическую сложность реальных людей. Фамусов раскрывается в пьесе и как консерватор, грубый бюрократ, завзятый волокита, ханжа, и как любящий отец, благодетель своих многочисленных родственников. «Он, — пишет Гоголь, — и благопристойный степенный человек, и волокита, и читает мораль, и мастер так пообедать, что в три дня не сварится. Он даже вольнодумец, если соберется с подобными себе стариками». Софья выделяется своим гордым, независимым характером. Она своевольна и капризна, даже в какой-то мере и сумасбродна. Ей можно верить, когда она говорит Лизе: «Что мне молва?» или Молчалину: «Вы знаете, что я собой не дорожу». Она возвышается над обычным уровнем пустых дворянских барышень и общей культурой, начитанностью, так убедительно сказывающейся в ее словесных поединках с Чацким.

Самый яркий образ пьесы — Чацкий. В его мечтательной устремленности в будущее, в его эмоционально-восторженной приподнятости, в безоглядном героизме ( «Велите ж мне в огонь: пойду, как на обед») совершенно отчетливо проступают признаки романтизма. Недаром Гончаров рассматривает его в ряду «провозвестников новой зари» — «передовых курьеров неизвестного будущего». Это романтик. Но романтик, данный реалистическими средствами. Бичуя реакционеров всех мастей, Чацкий выражает социально-политические позиции Грибоедова. При этом Чацкий не тождествен создателю «Горя от ума». Грибоедов резко враждебен фамусовскому лагерю с самого начала пьесы, а Чацкий «отрезвился… сполна» и окончательно понял свою решительную чуждость всему барственно-крепостническому укладу жизни лишь в конце пьесы. Чацкий покоряет глубоким и острым умом, благородной пылкостью, чувством долга и чести, силой воли и мужественностью, независимостью и принципиальностью, нежностью и сердечностью, язвительной иронией… Он дан в развитии, в преодолении своих социальных иллюзий, в отрезвлении от обманчивых мнений о Софье.

Портретность, индивидуальность придана и другим персонажам пьесы. Молчалин — подхалим, лицемер, карьерист, а в то же время Пушкин справедливо замечает: «Молчалин не довольно резко подл». Но Грибоедов и не старался сделать его таким.

Образ Лизы также вызывает споры. Кто она? Сколок с французской субретки или крепостная? Ни то и ни другое! Правильно то, что она крепостная, но выросшая в доме Фамусовых, все время находившаяся на положении прислуги-подруги Софьи, принимавшая участие в отроческих забавах Софьи и Чацкого. Вот откуда ее развитость, свободные манеры и вольность обращения с Софьей и Чацким. Эта полубарышня, полуприслуга выполняет роль компаньонки Софьи.

Раскрывая внутренний облик персонажей, Грибоедов сосредоточивает преимущественное внимание не на их чувствах, переживаниях, психологии, а на их общественных взглядах, на их идеях. В этом сказалась его особенность как писателя, не чуждого рационализма.

В критической литературе встречаются суждения о резонерстве главного героя пьесы, являющемся якобы следствием не преодоленных драматургом классицистских влияний. Это глубокая ошибка. Речь Чацкого не сухое назидание, не отвлеченное морализаторство дидактика. Любое его высказывание — непосредственный отклик на реплики его, как правило, идейных врагов. Эта речь не обособлена от развивающегося действия пьесы, а органически включена в его контекст.

Правдивое раскрытие внутреннего облика и внешнего поведения персонажей ведет драматурга к многостороннему использованию ремарок: психологических, бытовых и иных. Органическое единство конкретно-исторической типичности и неповторимой индивидуальности определило как бы скульптурную рельефность, зримость, осязаемость персонажей пьесы. Их типичность, собирательность воплощаются столь естественно и индивидуально, что современники «называли… людей, которых будто бы изобразил Грибоедов».

Крупно подчеркивая ведущие признаки, пользуясь средствами художественного преувеличения, приемами гиперболизации, Грибоедов придал персонажам пьесы нарицательность, реалистическую символичность.

М. Горький, отмечая обобщающую особенность образов «Горя от ума», писал, что в этой изумительной по своему совершенству пьесе созданы фигуры, «в которых исторически точно отражена эпоха, в каждой ярко даны ее классовые и „профессиональные“ признаки и которые вышли далеко за пределы эпохи, дожив до наших дней, т.е. являются уже не характерами, а типами».

Автор «Горя от ума», создавая оригинальные, ярко индивидуализированные характеры, ставит их в типические обстоятельства, в конкретно-исторические бытовые и общественные условия. Читая или смотря на театральной сцене эту пьесу, мы видим широкую картину подлинной жизни. Н. К. Пиксанов насчитывает в ней вместе с упоминаемыми персонажами, вроде мадам Розье, танцмейстера Гильоме, вдовы-докторши, арапки-девки, «свыше сорока пяти лиц». Грибоедов стремился к объемности изображения социальной среды, окружающей его героев. Видя в смелом расширении круга действующих лиц новаторство Грибоедова, П. А. Вяземский указывал: «Расширяя сцену, населяя ее народом действующих лиц, он, без сомнения, расширил и границы самого искусства».

В русской драматургии уже давно проявлялась тенденция воспроизведения социальных типов в их определяющих условиях. Но в такой полноте, какую мы наблюдаем в «Горе от ума», типические обстоятельства еще не рисовались. Общественно-бытовая среда является здесь не только фоном, но и почвой, формирующей характеры, определяющей их особенности. Преодолевая однолинейное изображение человеческих характеров, так свойственное классицизму и просветительскому реализму, стремясь к многостороннему раскрытию своих персонажей, Грибоедов-вступает на путь критического реализма.

 

Реклама от Literature-XIX.Ru