Константин Николаевич Батюшков
1787—1855
Кризис мировоззрения, исторические элегии, антологические стихи.
Сохраняя верность эпикурейской музе, Батюшков в 1817 году писал: «Тот вечно молод, кто поет Любовь, вино, эрота». Но в эту пору «легкая поэзия», полная жизнерадостности, уже утеряла в его творчестве ведущую роль. Во втором периоде своего творческого пути, который начинается примерно с 1813 года, поэт вступает в полосу идейных сомнений, колебаний и разочарований.
Ничем не удержимое наступление «железного века» буржуазно-капиталистических отношений, обострявшиеся социальные противоречия грубо разрушали сладостную мечту поэта о независимой, мирной, счастливой жизни хижин вдали от городов. Его буквально потрясли разрушительные события, перенесенные народами, в особенности соотечественниками, в войне 1812 года. В октябре 1812 г. он писал Н. И. Гнедичу из Нижнего Новгорода: «Ужасные поступки вандалов или французов в Москве и в ее окрестностях, поступки, беспримерные и в самой истории, вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством».
Жизнь неумолимо разрушала просветительскую философию Батюшкова. Он вступил в полосу мировоззренческого кризиса. Под влиянием возникавших сомнений в правильности своего пути Батюшков в 1814 году предпослал элегии «Тень друга» эпиграф из римского элегика Проперция (род. ок. 50 — ум. ок. 15 до н. э.), где говорится, что «души усопших — не призрак: смертью не все оканчивается». В 1815 году поэт признавался, что его ум «посреди сомнений погибал» и все «жизни прелести затмились» ( «К другу»). Осознавая невозможность уединения, изоляции от действительности ради личных наслаждений, он в статье «Нечто о морали…» спрашивает: «Какое благородное сердце… захочет искать грубых земных наслаждений посреди ужасных развалин столиц… посреди страданий всего человечества, во всем просвещенном мире?»
Если в начале своего творческого пути Батюшков верил, что мечта «от печали злые… нам щит» ( «Послание к Н. И. Гнедичу»), то спустя десять лет его вера оказалась поколебленной. Свойственный ему оптимизм все более и более уступает пессимизму. Либерально-демократические тенденции побеждаются консервативно-религиозными. В уже цитированной статье «Нечто о морали…» поэт приходит к тому, что «истинное блаженство» не в эпикуреизме и «нечестивом вольнодумстве», а в религии, что писателю «всего нужнее… вера и нравственность».
Батюшков увлекается в эти годы Шатобрианом. Уходя от реальности, от земли, возлагая надежды на лучшую жизнь в потустороннем мире, он все теснее сближается с Жуковским. Еще в 1812 году автор «Людмилы» в послании к нему пленял его «небесным», «незнаемым». Особенно ощутимо эти переклички со знаменитым балладником сказались в стихотворениях «Надежда», «К другу» и «Я чувствую, мой дар в поэзии погас». В стихотворении «Надежда», которое, по мнению Пушкина, точнее бы назвать «Вера», слово «отчизна» употребляется в значении загробной жизни, а под возвышенной «свободой души» понимается бесстрастная созерцательность в «бедстве».
В связи с начавшимся переломом в мировоззрении Батюшков все чаще обращается к темам истории и трагического одиночества гражданского поэта, его разрыва с окружающей действительностью и гибели ( «Гезиод и Омир —соперники»). Поэт создает историко-философские элегии, явно расширяя в сопоставлении с Жуковским их содержание, включая в них более или менее сложные события. В этих произведениях его мысль сосредоточивается на преходящности бытия. В элегии «На развалинах замка в Швеции» он приходит к безрадостному выводу, что кипение жизни, героические подвиги людей, их громкую славу «время в прах преобратило».
В превосходной элегии «Умирающий Тасс» (1817) Батюшков в трагической судьбе гонимого Торквато Тассо отразил положение поэта, в частности и самого себя, в условиях деспотической власти. Но эта прогрессивная идея приглушается религиозно-мистическими мотивами превознесения потустороннего, истинно счастливого, вечного над земным — конечным: «Земное гибнет все… и слава, и венец».
Продолжая увлекаться античностью, Батюшков создает замечательные циклы стихов: «Из греческой антологии» и «Подражание древним». Среди них имеются такие шедевры, как «Свершилось: Никагор и пламенный Эрот…» и «Сокроем навсегда от зависти людей…». Они проникнуты духом античности и обладают почти осязаемой скульптурностью. Однако увлечение античностью было временным. В мае 1817 года он признается Н. И. Гнедичу: «Безделки мне самому надоели, а малое здоровье заставляет писать безделки». Через месяц в письме к Жуковскому он сообщает о желании дать своей «крохотной» музе «новое направление». В эту пору Батюшков задумывал монументальные произведения на отечественные темы — поэмы «Рюрик» и «Русалка».
Постепенно утрачивая либерально-демократический пафос своего раннего творчества, тяготея все больше и больше к консерватизму, Батюшков, однако, не стал последовательным реакционером.
Какие перспективы открывались перед ним в решении дальнейшего творческого пути? Он мог отдать свои симпатии развернувшемуся после Отечественной войны освободительному движению и встать в ряды декабристов. Ведь, кроме Н. И. Тургенева, им глубоко почитался Н. М. Муравьев, приходившийся ему троюродным братом. Он мог, напуганный развивавшимся революционным движением на Западе, склониться и к реакции. У него были возможности стать философско-элегическим романтиком и… реалистом. Трудно сказать, на каких позициях в тогдашней идейно-эстетической борьбе оказался бы поэт. Но в 1821 году появляются первые признаки болезни, приведшие его к катастрофе. Болезненное состояние усилило пессимистические, религиозные настроения Батюшкова. Особенно отчетливо эти настроения выразились в «Изречении Мельхиседека», написанном им, по всей вероятности, в 1821 году: «Рабом родится человек, Рабом в могилу ляжет, и смерть ему едва ли скажет, Зачем он шел долиной чудной слез, Страдал, рыдал, терпел, исчез». Душевно больной, поэт умер 7 (19) июля 1855 года в Вологде.
По мнению Белинского, Батюшкову «немногого недоставало, чтоб он мог переступить за черту, разделяющую большой талант от гениальности». Но «превосходный талант этот был задушен временем». Трагическую незавершенность своего творческого пути Батюшков осознавал и сам. В час просветления его ума он сказал П. А. Вяземскому: «Что говорить о стихах моих!.. Я похож на человека, который не дошел до цели своей, а нес он на голове красивый сосуд,
Добрая ссылка: ремонт и обслуживание ниссан
Реклама от Literature-XIX.Ru